Она неожиданно рассмеялась:
— Кое-что, правда, утешало. Помнишь алтайку, у которой ты торговал штопор? Ты считал ее символом постоянства и вечности. Так вот, этот символ, как и предсказывал Юренев, резво сбежал из Кош-Агача в тот же год с каким-то заезжим ревизором.
— А штопор?
— Как раз в ту осень подняли цены на металл и дерево.
— Вот видишь… — неопределенно протянул я.
— А ты боишься… — так же неопределенно протянула Ия. — Даже бывших любовниц боишься. Их уже нет, они давно рассеяны по свету, а ты до сих пор боишься их голосов.
— Оставь.
— Да, оставим это, — Ия протянула руку. — Помоги мне встать.
— Куда теперь?
— В Дом ученых. Я не обедала.
— А Юренев? Мы не помешаем ему?
Она минуту смотрела на меня чуть ли не презрительно, потом вздохнула:
— Уже не помешаем. Он уже запустил НУС.
Глава XIX
Дом ученых
В Доме ученых царило неестественное оживление. Международный симпозиум по информационным системам закончился, сибиряки и киевляне, москвичи, питерцы, иностранцы — все смешались. Это был не банкет, скорее товарищеский ужин. Многие улетали уже сегодня, шло активное братание.
Из крайней кабины нам помахал рукой тучный Ван Арль.
— Подойдем?
— Черные шаманы… Инфернальный мирок… — Ия осмотрелась. — Но нельзя не подойти, все другие места заняты… — Ей явно было скучно. — Я знаю все, что они могут сказать.
За столиком Ван Арля сидел доктор Бодо Иллгмар, прилично, кстати, поддавший.
«Он похож на того алтайского козла, — негромко шепнула Ия. Она могла бы говорить вслух, так галдели в зале, но почему-то предпочитала шептать. — Тоже весь в плесени. Терпеть его не могу».
«У того только рога были заплесневелыми», — вступился я за козла.
«А этот заплесневел весь — от рогов до копыт».
«Подержи его за бороду», — шепнул я и испугался.
Ия вполне была способна на такое.
Почувствовав мой испуг, Ия улыбнулась.
— Можно к вам, господин Иллгмар?
— О! — доктор Бодо Иллгмар смешно потряс козлиной неопрятной бородой. Его бледные руки, выложенные на столик, были разрисованы бледными прихотливыми бесформенными пятнами экземы. Он даже привстал: — Мы ценим внимание.
Ия шепнула мне: «Он ненавидит оперу».
Почему-то ей было смешно, она даже подмигнула Ван Арлю, и тучный голландец расцвел. Впрочем, голландца все время отвлекали киевляне из соседней кабины.
«Австриец почти в кондиции, — шепнула Ия. — Скоро он нам споет».
«Он же не любит оперу?»
«Человек соткан из противоречий», — Ия снова подмигнула Ван Арлю.
— А Роджер Гомес? Почему он не с вами? Я привыкла видеть всех в обшей компании.
Ответил Ван Арль, поскольку доктор Бодо Иллгмар, активно выразив благодарность за наше внимание, внезапно впал в мрачность.
— Роджер Гомес — личный друг доктора Юренева, — разъяснил нам Ван Арль. — Доктор Юренев после своего блистательного доклада не появлялся на симпозиуме и даже не освятил своим присутствием его закрытие. Это огорчило всех. Роджер Гомес, как личный друг, отправился разыскивать доктора Юренева. Он уже бывал у доктора Юренева, у него с собой хороший ямайский ром. Он хочет преподнести доктору Юреневу презент.
Я обеспокоенно взглянул на Ию.
— Вот и хорошо, — улыбнулась она. — В квартире доктора Юренева сейчас должны переставлять мебель, так что дело Роджеру найдется. Он спортивный мужчина.
— Они же напьются, — пробормотал я, глядя на Ию.
— Роджеру еще надо разыскать его…
— Бедный Роджер.
— Не жалей. Он не так беден, как тебе кажется. Мы помолчали.
Доктор Бодо Иллгмар неожиданно звучно прочистил горло. Ван Арля вновь отвлекли киевляне. Ия шепнула: «Это даже хорошо, если Гомес разыщет Юренева. — Ия смешно свела брови. — Юренев здорово устает, ему надо встряхнуться. Знаешь, одно время, сразу после экспериментов Юренев брал такси и уезжал на железнодорожный вокзал».
«Подрабатывал?» — хмыкнул я.
«Оставь. Ему никогда не надо было подрабатывать. Думаю, он ездил на вокзал для того, чтобы напоминать себе о людях. Мне кажется, Юренева мучило чувство вины».
«Вины?»
Ия отвела глаза:
«Потом это кончилось. Он подрался с цыганами. Никогда не говорил, что он там не поделил с этими цыганами, но с тех пор перестал убегать от нас».
«Ваша свобода не столь уж благостна», — подумал я.
Доктор Бодо Иллгмар, отхлебнув из фужера, вдруг встал во весь рост и, раздув грудь, взял первую ноту.
Зал загудел и замер.
Сухой, тощий Иллгмар странным образом оказался преисполненным истинной страсти.
Он похотливо, по-козлиному, поглядывал на Ию, и пел.
И пел неплохо.
Но Ия шепнула: «Какая тоска…»
«О чем ты?»
«Разве ты не видишь? Мы в пещерах. Мы ничего не можем. И по слабости своей, считаем все это жизнью».
«А какой она должна быть? Мы же всегда живем только в сегодня».
«А нужно жить в завтра! В завтра!»
«Не вздумай заплакать, — шепнул я. — Говори, что хочешь, пей, даже напейся, только не вздумай заплакать. А лучше объясни, как все это у вас получается. Как можно прикурить прямо из воздуха? Ты тоже умеешь?»
«Так, кое-что… — неохотно ответила Ия, успокаиваясь. — Ты сам этому научишься. Тебе от этого не уйти». — Она напряглась, и наполовину опустошенный фужер доктора Бодо Иллгмара вдруг сам по себе развалился на две части.
Доктор Бодо Иллгмар оборвал пение и сказал по-русски:
— Какая неловкость.
Зал загудел с еще большей силой.
Доктор Бодо Иллгмар вновь впал в мрачность. Ван Арль живо беседовал сквозь решетку, разделяющую кабины, с киевлянами.
Ия взяла меня за руку.
Она хотела выговориться.
У Юренева, понял я, все началось в вагоне поезда Бийск — Томск.
Юренев возвращался с Алтая злой, стояла непроглядная ночь, залитая тусклым осенним дождем. При сумрачном свете он слышал за стеной купе женский плач, вопли ребенка и мужской голос, кроющий все матом.
Безнадежность.
Юренев лежал на верхней полке и пытался понять, как мы доходим до этого. Он чуть с ума не сошел, пытаясь понять, что мешает нам быть людьми.
Грязь, наконец, понял он.
Человек полон грязи, он не может не запачкаться среди подобных себе, а запачкавшись, чаше всего сразу сдается. Было бы славно научиться прочищать людям мозги. Прочищать в буквальном смысле. Вымывать из человека зависть, злобу, низость, униженность. Юренев страстно желал, чтобы алкаш за стеной купе заткнулся, чтобы алкаш за стеной купе раз и навсегда забыл всю гнусь, подцепленную им еще в детстве.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
